* * * Форумы на Наша-Life THREAD * * * -=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=- THREAD : Третья сторона Started at 22-11-2015 08:43 by roofpickclamp Visit at https://forums.nashalife.ru/showthread.php?threadid=58094 -=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=- [Post 1] Author : roofpickclamp Date : 22-11-2015 08:43 Title : Третья сторона История инцидента в "Чёрной Мезе" глазами G-man'а. ГЛАВА ПЕРВАЯ В очередной раз начальство посылает меня в «Чёрную Мезу» с инспекцией, но если раньше мои визиты напоминали экскурсионные походы, то сейчас приоритеты несколько изменили расстановку. С недавнего времени стало ясно, что Брин ведёт двойную игру, и мне поручили вывести его на чистую воду. — Сэр, скоро будем на месте, — сказал мне солдат HECU, выйдя из кабины пилота. — Хорошо. Спасибо. В грузовом отсеке Osprey было темно и пахло то ли горючим, то ли порохом — в любом случае, этот запах вызывал к памяти картины войны. Я так определил для себя подобные ассоциации и решил больше к ним не возвращаться. Солдат, сообщивший о скором прилёте, подошёл к открытому проёму, из которого открывался прекрасный вид на пустыню Нью-Мехико. День был ясный и жаркий, остекленевшее от палящего солнца небо выцвело, став матово-белым. Мы подлетали к горным цепям — здесь и прячется исследовательский центр, построенный на законсервированных ракетных базах, некогда принадлежащих «манхэттеновскому проекту». Миновав несколько вершин, мы взяли резкий подъём — казалось, что конвертоплан просто ринется далеко ввысь, — и машина выровняла курс, приближаясь к взлётно-посадочной полосе комплекса «Биокупол». Я положил кейс на колени и открыл его. Всё на месте. «Глок», радио-устройство, ноутбук, несколько комплектов документов. Перед тем как закрыть кейс, я остановил взгляд на пистолете. Чёрный силуэт рукоятки растворялся в тусклом освещении аварийных ламп. Во время каждой командировки в «Чёрную Мезу» меня посещают недобрые чувства. Взять хотя бы сам пейзаж этой громадной, неистребимой пустыни. Здесь ничего не стоило заблудиться, ничего не стоило случайно оступиться — и уже оказаться забытым. Тебя отсюда не заберут — оставят жариться на солнце, пока последняя капля воды не испарится из твоего тела. Я вытащил «глок», проверил обойму и уложил оружие обратно в кейс. — Прибыли, сэр! — громко сказал солдат, поскольку звук лопастей значительно усилился за счёт узкого пространства, оставленного скалами для манёвра. В отсек ворвался ветер. Я поправил галстук и, взяв кейс, направился к выходу. Osprey мягко приземлился на асфальтированную площадку. Блеснуло солнце, жар будто свалился на меня и тут же объял всё моё тело. От часа, проведённого в темноте, глаза мои не быстро привыкли к свету, я щурился, пытаясь разглядеть перед собой хоть что-то, отдавая себе отчёт, что похож в данную секунду на идиота; когда зрение пришло в норму, я увидел, что передо мной стоит Уоллес Брин — невысокого роста приветливый человек, которому можно дать лет сорок или сорок пять, в коротко постриженных тёмных волосах уже виднеется седина; сухая кожа еле терпит массивный поток солнечных лучей и горячий воздух раскрасневшихся скал. Мы пожали друг другу руки. Брин добродушно улыбался. — Добро пожаловать! — Здравствуйте, доктор Брин! Через несколько минут Osprey поднялся в небо и исчез. Стало тихо, мы с Брином стояли одни на взлётной площадке перед куполообразным входом в «Биокупол»; это была грандиозная постройка: высотой в три этажа, конструкция из бетона и стекла была буквально высечена в горной породе. — Что ж, прошу, — сказал Брин и легко взмахнул рукой, мол, проходите. Этот человек умел принимать гостей, особенно таких, как я. Его внешний вид, его речь, исходящее от него чувство искренности никак не могли заставить найти в нём человека, решившего, что у него достаточно власти и силы, чтобы водить правительство за нос. Он не называл моего имени. Если сам Брин, то никто в «Чёрной Мезе» не знает моего имени — ни настоящего, ни псевдонима, которых у меня предостаточно. В сводках я фигурирую как g-man. Это значит, что я могу задавать любые вопросы и тут же получать на них ответы. Это значит, что наряду с Брином я также являюсь хозяином «Чёрной Мезы», и отряды HECU, которых для исследовательского центра выделило Министерство обороны, в моём подчинении. Я сжал ручку кейса. Хотелось побыстрее оказаться в прохладе. Мы пересекли площадку и вошли в комплекс; пройдя несколько стадий проверок на идентификацию личности, мы оказались внутри громадного холла. Крыша была стеклянной, и пространство вовсю заливало солнечным светом. Автоматическая дверь за нашими спинами закрылась. Брин последовал дальше по холлу, я же замер. Я пытался уловить, как рассеивается в прохладном воздухе шипение гидравлических механизмов. Вот створки сомкнулись. Я обернулся к дверями. Стекло было толстым и мутным, сквозь него ничего невозможно было разглядеть, тогда я отошёл на несколько шагов назад и поднял голову к куполу. Лучи солнца обволакивали мощные рамы квадратных окон и источали желтовато-томное свечение, а сами окна сияли светло-синими цветом. Я опустил голову, осмотрелся. Это место давно мне знакомо, можно сказать, до ненависти. «Чёрная Меза» — шкатулка, которая, если удалось войти внутрь, закрывается очень плотно, и свет, и воздух поступают сюда по очень запутанным каналам, чтобы никто, кто здесь работает, не думал о том, что можно вот так просто взять и выйти наружу. У сотрудников исследовательского центра должна чётко выстроится картина конкретно данного мира — он начинается здесь, на вершинах гор, и заканчивается где-то в секторе C, в самом подземелье. И больше никакого иного мира не дано. Солнце, воздух, вода — это всё здесь, не оттуда. Брин позвал меня: — Что же вы? — Очень интересная постройка, — ответил я. Глупая отговорка. На самом деле я очень хотел выбраться обратно. Вызвать Osprey — и чтоб только и видели меня. Мимо нас сновали сотрудники, все в белых халатах и с бейджами на груди. Кто-то торопился. Кто-то, уткнувшись в планшет, не замечал идущих перед собою людей и каждый раз, наталкиваясь на кого-то, бубнил «прошупрощения» и шёл дальше. Кто-то беседовал, встав в стороне, у стены. Я подошёл к Брину. — Думаю, вас заинтересуют наши последние достижения в сфере биотехнологий. Благо, мы уже в «Биокуполе». — Да, конечно. Мне известно строение «Чёрной Мезы». «Биокупол» — один из новейших её комплексов. Поначалу, когда в секторах C и комплексах «Гамма» и «Лямбда» проводили исследования по квантовой гравитации, эта часть исследовательского центра пустовала, фактически, здесь была только площадка для вертолётов. Потом понадобилось отдельное место для хранения и изучения «образцов». Также в горах была сооружена отдельная гидроэлектростанция, были построены энергетические блоки, трансформаторные будки — прошлые входы и выходы в «Чёрную Мезу» стали баррикадировать или вовсе замуровывать. Когда стало ясно, что исследовательская деятельность центра выходит далеко за рамки «скромных результатов», возникла необходимость создать из списанной ракетной базы современный город-крепость. Тут люди живут по-другому, и сколько бы раз я сюда не прибывал, я никогда не мог привыкнуть к этому ритму. Да и другие сотрудники, скорее всего, только делают вид, что умеют жить взаперти. Мы с Брином подошли к широкой полукруглой стойке информации, за которой сидело несколько операторов. Брин подошёл к одному и что-то сказал. Оператор — девушка лет двадцати пяти, — что-то сказала в ответ, а затем передала сообщение по внутреннему каналу связи. Брин повернулся обратно ко мне: — Хочу предупредить о нашем визите. — Хорошо. Брин дурачится, только и всего. Он прекрасно знает, что и без него я могу обойти и посмотреть все закоулки «Чёрной Мезы», будь то «Биокупол» или старые разгрузочные бараки. — Пройдёмте. Мы поднялись на второй этаж, откуда с балкона был виден весь холл. Здесь располагались рабочие кабинеты заведующих лабораториями. — Добрый день, доктор Брин. — Добрый день! — отвечал администратор. Меня не приветствовали. Я считался в «Чёрной Мезе» невидимкой, и пока я сам не подойду к служащему, чтобы поинтересоваться некоторыми аспектами жизни исследовательского центра, со мной никто говорить не будет. Нам предстояло спуститься на несколько уровней ниже. В хранилище. — Что ж, доктор Брин, моё начальство хотело бы знать, как обстоят дела с добычей материала? — Ну, — Брин шумно вздохнул, — скажем так, работа идёт без проволочек, но напряжение растёт. Сами понимаете, доставка груза уже само по себе смертельное занятие. Я помню, как во время прошлого посещения «Чёрной Мезы», из медицинского отсека «Лямбды» поступало всё больше и больше сообщений о новоприбывших раненных и убитых. Рейды в Зен осуществлялись ежемесячно — группа, состоящая из облачённых в защитные костюмы типа HEV научных сотрудников и отряда хорошо вооружённых HECU, отправлялась в «пограничный мир» за добычей новых образцов почвы, горных пород, руды. Конечно, самый большой интерес представлял животный мир Зена, а также неизвестного происхождения кристаллы, с помощью которых «Чёрная Меза» и может дальше продвигаться в изучении технологий телепортации. Что интересно, в самом Зене присутствует «что-то», что препятствует дальнейшему изучению данного мира. Учёные до сих пор спорят, что это — разумное существо или какое-то подобие энергетического «центра». В любом случае, пока это «что-то» в Зене, планы о колонизации и терраформировании пограничного мира — только планы. В недрах «Биокупола» установлены вентиляционные генераторы, чем ниже уровень комплекса, тем холоднее воздух. Я практически озяб. — Уже хотите обратно на поверхность? — Было бы неплохо. Но продолжим разговор. Вы сказали, напряжение растёт? — Да. Видите ли, аборигены стали куда агрессивнее. Если раньше гибель участников экспедиции были экстраординарными случаям, то за два последних рейда мы потеряли убитыми девять человек. Пятеро учёных и четверо военных. Люди выступают против следующей экспедиции. — Сколько у вас материала? — Достаточно. Достаточно и живого материала. — Ясно. Хранилище представляло собой сеть лабораторий с собственной транспортной системой. В резервуарах из высокопрочных материалов содержались твари из Зена. Когда я увидел их в первый раз, то испытал непреодолимый животный страх. Что говорить о людях, которые здесь работают? Наверняка, у них здорово закалены нервы. Скажу честно, за свою жизнь я повидал немало, но то, что содержал в себе «Биокупол», было страшнее любого кошмара. Мы вошли в одну из лабораторий. Здесь работало пять человек. Они постоянно отдавали друг другу поручения, было неясно, кто из них всё-таки отвечает за работу. Брин нашёл такого человека. — Здравствуйте, доктор Максвелл! — А… Да, конечно! — Максвелл отвлёкся от экрана монитора, на котором выводились всё новые данные о физическом состоянии какого-то существа. — Добрый день, доктор Брин! Что вас занесло сюда? — Хочу посмотреть, как проходят исследования. — Очень плодотворно. Вот, пройдите. Это удивительно! Мы подошли к цилиндрическому стеклянному резервуару, вытянутому от пола до потолка. В лаборатории стоял страшный шум; генераторы и радиаторы издавали непреходящий гул, сам воздух будто едва заметно подрагивал от их усилий; кругом стоял приглушённый свист нескольких десятков куллеров и треск непрестанно работающих процессоров; в носу чувствовался кисловатый запах озона. Один сигнал следовал за другим, и сотрудники каждую минуту передавали друг другу новые данные. — Смотрите! За толстостенным стеклом находилось антропоморфное существо со сгорбленной, худой фигурой и непропорционально большой головой, которую украшал один большой, красный глаз. Трудно было сказать, был ли у этого существа рот, во всяком случае, там, где он должен был быть, из кожи вылезало несколько коротких клыков. У существа также были длинные, тонкие руки, оканчивающиеся двупалыми ладонями, а вот ноги были мощными, коротким, а ступни широкими. Существо смотрело на нас и медленно качало головой, будто думая, что может сказать нам. Я знал, что такие твари водятся в Зене. Это и есть «аборигены». Они и ещё одни существа, которых учёные в «Чёрной Мезе» назвали «пехотинцами», занимались в пограничном мире охраной тех самых кристаллов, которые были необходимы команде «Лямбда» для продолжения исследований. Что могла бы значить усиливающаяся агрессия? На руках и на шее существа висели зелёные металлические браслеты, они переливались изумрудным блеском, и в этом блеске чувствовалась какая-то нагнетаемая в браслетах энергия. — Мы провели несколько тестов. Странно, но до этого эти существа «молчали», — говорил Максвелл. Это был высоко роста мужчина пятидесяти лет, с глазами ребёнка, постоянно чем-то увлечённого. — Что значит — «молчали»? — спросил я. — Начнём с того, что с недавнего времени они, — Максвелл показал на существо, — не проявляли никакой психофизической активности в закрытых пространствах. Так, в Зене, между ними устанавливался постоянный телепатический контакт, обусловленный интенсивный передачей высокочастотных волн. Но неделю, или чуть меньше, назад, они стали пускать подобные «сигналы», находясь здесь, в «Биокуполе». И, как ни странно, они пытались наладить контакт с нами. Брин скрестил руки на груди и нахмурился. — Интересно. — Да. Так вот. Сперва нам удалось расшифровать их сигналы и установить, как зовут этих существ. В Зене они зовутся «вортигонтами». Во-вторых, вортигонты, как оказалось, существа, принадлежащие какому-то очень мощному культу, поскольку, когда «говорит» один вортигонт, за него говорит почти весь его род. Центр их ментальной активности не находим из-за того, что, по сути, здесь ведётся речь о некоем поле, о некой ноосфере, находящей свою конкретную данность в каждом вортигонте. То есть их культурная проекция воплощается в каждой особе, воплощается каждый раз как бы заново, когда начинается «речь». Я присмотрелся к вортигонту. Вероятно, если наладить с этим существом разговор, можно узнать, из-за чего они стали чаще нападать на сотрудников «Чёрной Мезы». — Что вы скажите о «существе», Максвелл? — спросил Брин. Под «существом» он имел тот самый парадокс, который и мешает дальнейшему изучению Зена. — Своевременный вопрос, доктор Брин. Потому что об этом вортигонты тоже нам говорят. В их речи улавливается довольно-таки странное слово — «ничто». Не могу точно сказать, но скорее всего, под ничто следует понимать особо рода экспансию внутри самого существования рода вортигонтов. Проблема в том, что эта ментальная целостность, которая каким-то образом напоминает биологическую цельность грибной системы, когда один гриб причастен всей системе, состоящей из особей его вида, вмещает в себя наиболее полное представление о мире. То есть, когда цельность индивидуализируется в одной особе, она вместе с этим внедряет собственную модель восприятия. Но когда вортигонт говорит о «ничто», то он говорит о чём-то, принципиально не интегрируемом в данную модель. «Ничто» их заставляет что-то делать, заставляет разрушать, убивать, нападать. — Хотите сказать, что они… в неволе? — спросил я, отвлекшись от существа. — Да, скорее всего, - ответил Максвелл. - Вортигонты не могут идентифицировать то, что никак не подходит их культу. Они боятся его и знают, что у этого «ничто» достаточно сил, чтобы уничтожить их. А сделать и просто, и сложно одновременно. Поскольку ни один вортигонт не отделим от ментальной целостности, то вполне возможно изъять её у них, чтобы весь их род погиб. Но, как я уже говорил, она не имеет центра. То есть уничтожение что ни на есть прямое — геноцид. Убить каждого вортигонта до последнего, чтобы уничтожить то, что поддерживает в них жизнь и… эту их странную способность. «Странной способностью» у вортигонтов являлась способность генерировать в собственном теле высокий заряд электротока. Они могли сгенерировать заряд как в собственном теле, так и «подпитываясь» от объектов окружающей среды. Я читал в протоколах экспедиций, как вортигонты «вбирали» в себя заряд батарей, которые члены экспедиций брали с собой в Зен для поддержания связи с «Чёрной Мезой»; подобные батареи также выполняли роль «маяков» — если такого «маяка» не было, возвращение в исследовательский центр становилось трудновыполнимой задачей, поскольку вновь сконструировать квантовый тоннель без точных координат означало открыть проход в совсем ином месте, в ином пространстве самого Зена. Я провёл очень много времени за просмотром досье, протоколов и сводок. Исследования, проводимые в «Чёрной Мезе», с преуменьшением можно было назвать «прогрессивными». Сперва деятельность исследовательского центра была ориентирована на нужды министерства обороны, а также министерства энергетики, но как только был открыт Зен, «Чёрной Мезе» выдали больше средств, на строительство «Биокупола» в частности, а мои посещения стали более частыми. Я посмотрел на Брина. Он не сводил глаз с вортигонта. Могло показаться, что администратор испытывает какое-то недоверие к этому существу. Хотя, о какой симпатии-антипатии могла идти речь, когда перед ним стояла просто очередная форма жизни, лишённая какого-либо разумного зерна? Но после слов Максвелла Брин сильнее помрачнел. Глаза администратора налились сталью. Будто вортигонт мог что-то сказать, что скомпрометировало бы Брина. Вдруг вортигонт резко поднял передние конечности (или всё-таки руки?) над собой и обрушил их на стекло; оно сдержало удар, вздохнув, словно на него уронили баллон с водой. Вортигонт взвыл, по-звериному изогнув голову. — Что? Что он делает? Брин отпрянул от резервуара, я остался стоять на прежнем месте, наблюдая за существом. Максвелл тем временем кинулся к панели управления. — Чёрт возьми! — услышал я. — Он зовёт своих сородичей. Только… только что он говорит? Вортигонт взвыл ещё раз. На сей раз звукоизоляция не выдержала, и по лаборатории слабым эхом прокатился утробный вой, похожий на то, как кит издаёт рык в океанской глубине. — Будет, что рассказать начальству, — сказал я. Брин только тихо ответил: — Конечно. Что у него на уме? Успокоившись, вортигонт отошёл к задней стенке и опёрся об неё. — Само это «ничто» мы для простоты окрестили «нихилантом». Чтобы хоть как-то персонифицировать эту трудность. Надеюсь, вортигонты нам подробнее об этом «расскажут». — Хорошо, Максвелл. Продолжайте. Видимо, я во время зашёл к вам. — Да, весьма, доктор Брин, — улыбнулся Максвелл. — Как будет известно что-то ещё, срочно свяжитесь со мной. Ясно? — Конечно. Мы вышли из лаборатории. Было так холодно, что я почти не чувствовал кончиков пальцев. [size=1][i]roofpickclamp добавил [date]1448181852[/date]:[/i][/size] Как только экспедиция возвращалась с рейда, добытые кристаллы тут же отправлялись в лаборатории аномальных материалов, которые располагались в секторе C, там же находились тестовые камеры, где кристаллы испытывали воздействием радиации, бомбардировкой фотонов и прочее. Как и в комплексе «Лямбда» и «Биокуполе», в секторе C работала группа учёных, которым необходимо было пройти инструктаж и подготовку по эксплуатации костюма HEV. Помимо этого, этих учёных HECU обучали навыкам стрельбы и ведения боя, поскольку эти три сектора обладали наивысшим уровнем секретности, и в случае нападения или вторжения «Лямбда», «Биокупол» и сектор C практически превращались в автономные крепости. Все исследования, проводимые в этих зонах — тайна, даже для тех, кто работает в остальных частях «Чёрной Мезы». Но прецедентов вторжения или нападения ещё не случалось, хотя по сей день в секторе A проходят тренировки. Я слышал жалобы сотрудников, которые только и повторяли, что поступали на службу в «Чёрную Мезу» не для того, чтобы ползти гуськом или палить из автомата. Хотя, кому-то это даже нравилось. Брин сказал, что назавтра запланировано тестирование одного образца, качество которого много отличается от всех прочих, добытых ранее. — Его структура не стабильна, неизвестно, как в реальных условиях он отреагирует даже на слабое воздействие, — говорил Брин. — Но в расчётах цифры не намного превышают норму. — Что значит «превышают норму»? — Понимаете, есть гигиена. Она бывает разных видов, в данном случае мы говорим о каком-то особом виде гигиены, когда нарушение нормы влечёт за собой обвал всей системы. Вы знаете такое явление как каскадный резонанс? — Слышал. Мне рассказывали ваши коллеги. — Ну вот, теперь представьте, что этот каскадный резонанс может и в самом деле произойти. Прежде всего, это неконтролируемый процесс. Абсолютно. В «Лямбде» мы ценной огромных затрат кое-как управляемся с изменениями и искривлениями пространства, в то время как в каскаде эти изменения перманентны и необратимы. То есть так называемые порталы могут быть сгенерированны в любое точке. Любое точке «Чёрной Мезы», любой точке нашей планеты. К тому же, мы ещё не знаем про «нихиланта». Вполне возможно, что в Зене есть технологии или вообще условия для сохранения устойчивости самого резонанса. — Хотите сказать, спровоцировать разрушение и заставить разрушаться дальше? — Да. Но я говорю не о фактическом разрушении. Реакции будут касаться условий. Условий нашего пространства, каким мы его знаем, трёхмерного. Эффект телепортации, открытый в «Чёрной Мезе», зиждется на том, что мы можем формировать другие конфигурации условий таким образом, чтобы, пребывая в одной точке, тут же оказаться в другой. Зен просто открыл нам глаза… — Доктор Брин, меня интересует пока что одно. Вы знаете, что этот образец нестабилен… — Нестабильность структуры объясняется только чистотой его химического состава, — отрезал администратор. — Да. Но ведь есть риск резонанса. — Нет. Заверяю вас, что никакого риска нет. Ну, грозу вызовем в Оклахоме! — Брин засмеялся. — И всё же. — Это наука. Наука невозможна без рисков. — Хорошо. Кто руководит завтрашними испытаниями? — Профессор Вэнс. Вы знаете его, не так ли? — Я знаю всех передовых учёных «Чёрной Мезы», включая вас, доктор Брин. — Вот и прекрасно. Что ж, до завтра. Спокойной ночи, мистер… — G. — Чертовски трудно имя. Ладно, мистер G, до завтра. Был вечер. Во всяком случае, так говорили часы. Я находился в административном уровне, а это был один из нижних уровней «Чёрной Мезы». Здесь постоянно горит свет люминесцентных ламп, отсюда нет прямого выхода на поверхность. В воздухе кружит аромат затхлости; он становится уловим, когда ты уже и не стараешься отогнать от себя мысли, что ты буквально закопан под несколькими метрами скалистых пород. Я решил побольше узнать о завтрашнем эксперименте. Судя по всему, несмотря на то, что это должно стать рядовым испытанием, какие всегда проходят в секторе C, подобное событие заставляет волноваться многих. Когда Брин говорил с доктором Розенбергом, тот от слова к слову постоянно напоминал об опасности такого мероприятия. Брин хочет испытать образец сразу на максимальных настройках антимасс-спектрометра. В то время как даже при стандартном воздействии в рентген-камере кристалл выдаёт неустойчивый спектр излучения. Найдя кабинет Ричарда Келлера, обнаружилось, что он закрыт. Кабинет Вэнса тоже был заперт. Я отправился на стойку информации при входе в сектор D. — Добрый вечер, — обратился я к оператору. — Позвольте, я займу ваше место. Можете пока пойти выпить кофе. Оператор встал из-за стойки и исчез в направлении столовой. В это время я вошёл в базу данных. Образец, о котором говорили учёные, в документах проходил под номером GG-3883. Доставлен три дня назад экспедиционной группой, которую возглавляла старший научный сотрудник комплекса «Лямбда» Джинна Кросс. Примечания: «даже при отсутствии прямого воздействия кристалл генерирует сильное электромагнитное поле». Испытания в тестовой камере назначены на 16 декабря в 8:30 по Гринвичу. Старший руководитель: профессор Илай Вэнс. Оператор тестовой камеры: доктор Гордон Фримен. Скорее всего, Брину известно несколько больше, чем остальному штату учёных, и он делает всё, чтобы так и продолжалось. Вплоть до завтрашнего дня. Я покинул административный комплекс, сев на монорельс в сторону третьего уровня, где находились общежития. Мне выделили десятую комнату, неподалёку от библиотеки. «Чёрная Меза» проявляла огромную заботу к персоналу: комнаты в общежитиях больше походили на квартиры — с двумя-тремя комнатами, собственной ванной, туалетом и кухней. У меня оказалась маленькая комнатушка с агитирующим плакатом «Чёрной Мезы» напротив входной двери. Ради будущего всего человечества. Звучит неплохо, особенно когда можешь отдавать такие распоряжения, какие будут угодны твоим планам. Я положил кейс на стол, вытащил из него пистолет и документы. Также я проверил бронежилет — он был прикреплён изнутри верхней крышки кейса. Новая разработка. Тонкий кевлар. Крепкие стяжки. Небольшого веса по сравнению с бронежилетами прошлого поколения. Хороший вариант для моей профессии. За время командировок в «Чёрную Мезу» мне ещё не приходилось прибегать к силовым методам решения проблем, но почему-то мои недобрые предчувствия, которыми я мучился ещё на борту Osprey, не исчезли, а только усиливались. Я снял пиджак, повесив его на спинку стула, включил ноутбук и сел за стол. «Защищённый канал связи. G…» Я остановился. С сообщениями штабу пока торопиться не стоит. Наблюдая за тем, как мигает в конце строки ползунок, я думал о завтрашнем дне, о том, что может случиться. Меня мучили сомнения; появился страх. Стало смешно, когда я не смог вспомнить, когда в последний раз боялся. Когда я испытывал ужас, сродни этому, давящему, тихому, не сбивающему с ног, но застилающему глаза и здравый рассудок. Чёртовы предчувствия. Их не отделить от дешёвого наваждения. Я закрыл ноутбук. Собрал кейс. Вытащил из пиджака пропуск. Надо наведаться к доктору Вэнсу. Наверное, он уже вернулся с работы. -=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=- The messages has been download from Форумы на Наша-Life at https://forums.nashalife.ru at 30.10.2024 05:03:43